Лебединая шея: глава девятая

Видение Данегита…

🕑 13 минут минут лесбиянка Истории

Я проснулся, когда в воздухе еще витал холодок. Миледи спала, а мне было не по себе. С подветренной стороны от места сражения воздух был пропитан запахом гниющей плоти. Свечи и благовония немного смягчали, но недостаточно. Пустота, ужас, зловоние того, что я видел ранее, преследовали меня.

Закутавшись в халат и шаль, я вышел в часовню. Монахи только что закончили ноны, самый ранний из своих часов молитвы, и в часовне было тепло, воздух все еще был густым от дыма догорающих свечей и запаха ладана; тишина была почти угнетающей. Я встал на колени возле алтаря. Я посмотрел на статую Богоматери. Мои глаза напряглись в дыму и темноте, но свечи перед ней освещали ее лицо.

Я заплакал. Я молился: о душе Гарольда; для моей леди и моих приемных братьев и сестер; для других вдов и сирот; для мертвых; для Англии; и для милосердия. О, как моя душа молилась об этом.

Тьма, казалось, набирала силу, когда некоторые свечи догорели, их предсмертные обряды отбрасывали странные тени на стены часовни. Откуда-то до меня доносились отголоски пения. И я чувствовал себя одиноким в огромной бурлящей массе мира. Потерялся, где-то в бескрайнем ночном океане.

Потом я увидел ее. Она смотрела на меня, грустно улыбаясь. — Миледи, — пробормотал я, — я недостоин. «Дитя мое, — сказала она, — я не скажу: не бойся, ибо тебе есть чего бояться. Но сила будет дана.

Я не скажу, что все будет хорошо, ибо этого не будет; грехи человеческие навлекли на всех вас гнев Божий. Но я скажу, что я с вами.'. Внезапно я почувствовал легкость, и будто меня подняли. Мои глаза смотрели туда, где она, казалось, парила надо мной.

Теплота прошла сквозь меня. С ним пришло знание того, что должно быть. Она держала меня. В этот момент я больше не чувствовал страха, и демоны, которые преследовали мой сон наяву, были изгнаны.

И тьма казалась светом, и меня охватило всепоглощающее чувство безопасности. Мои слезы высохли. Мое сердце исцелилось. И я знал, что что бы ни случилось, мы победим. — Мой малыш, — сказала она голосом, мягким, как бархат.

— Ты выживешь, как и твоя Госпожа, и ее семья не будет забыта. У тебя будут муки, но я с тобой. У тебя будет дочь, и я скажу тебе ее имя… но она искупит свой народ, хотя они и не твой народ». Озадаченный ее словами, я просто сказал: «Какова воля Божья, так ей покорится раба Его». Она улыбнулась.

Она коснулась моего сердца своим бальзамом. С того момента и по сей день я ни разу не сомневался. Я не знаю, что это такое, я никогда не сомневался; Я никогда не спрашивал. Я оставляю это людям вроде моего отца, которые могут и будут спорить о форме булавочной головки, на которой танцуют ангелы.

В ту ночь я просто чувствовал любовь, такую ​​всепроникающую, что чувствую ее до сих пор; это будет последнее, что я узнаю, прежде чем я уйду в земли теней, и меня больше не узнают здесь, в этом земном царстве. Я посмотрел вверх. Она ушла. Но я чувствовал не потерю, а ощущение присутствия. Поднявшись, я зажег свечу за душу Гарольда и еще одну за душу матери, которую никогда не знал.

Затем, безмолвный, как тень, я проскользнул обратно в нашу комнату и заснул, как младенец. Я проснулся от света, проникающего в комнату, моя госпожа уже не спала и одевалась. Она улыбнулась мне. «Ты был таким беспокойным, мой дорогой, и все же, кажется, ты хорошо спал». Я рассказал ей о своем видении.

Она перекрестилась. Со слезами на глазах она сказала: «Я верю. Мне нужно.

Но я делаю. О, как нам нужна ее помощь. Что с нами будет?».

Именно тогда я раскрыл план. Я договорился, что сначала мы отправимся в семейные владения в Ирландии под предлогом того, что нам нужно обеспечить доходы и наше право собственности на них. Кроме того, через Годвина я приобрел поместье в Гётеборге, родовом доме Годвинов. Там была подготовлена ​​усадьба, где мы должны быть достаточно далеко от Ублюдка, чтобы быть в безопасности. — Дорогая, ты был занят.

Вы думали, что мы проиграем?». — Я подумал, что лучше иметь план, госпожа. Что бы ни сказал Бастард, нам не будет покоя в его царстве».

«Мои сыновья будут сражаться с ним; Я знаю, что они будут. — Они будут, моя госпожа, и если они проиграют, мы окажемся в его власти. Нет, мы должны притвориться, что остаемся, но мы пойдем. Все готово. Через две недели в южном порту у великого острова Уайт будет корабль, и мы будем на нем».

«А наши земли здесь?». «Пока они у нас есть, будет и стюард, но я удивлюсь, если они у нас появятся через пять лет. Ублюдок пообещал своим прожорливым волкам много мяса, и Англия будет растерзана в награду».

«Ну, мне повезло, что у меня есть такая способная стюардесса». Она взяла меня на руки и обняла. Я чувствовал ее тепло и чувствовал, как часть моего спокойствия переходит к ней. Мы прервали пост в трапезной аббатства. Монахи были тихими и почтительными.

После этого аббат послал монаха, чтобы сообщить нам, что «король» требует нашего присутствия. Я тщательно уложила ее волосы, заплела ее длинные пряди и поправила ее лучший головной убор. Каждый дюйм она выглядела скорбящей Королевой. И вот мы пошли смотреть Бастарда. Он был великодушен.

Он вполне мог себе это позволить, но в то же время ему это было не нужно, и мы были благодарны. Он велел нам сесть и принес выпивку и сладости. «Хочу заверить вас, — сказал он, переходя прямо к делу, говоря по-французски с сильным норманнским акцентом, который я смог разобрать с небольшим усилием, — что вам нечего бояться меня». «Это, — сказал я, отвечая за нас обоих, поскольку мой французский был лучше, чем у миледи, — все очень хорошо, но до того, как вчера пришел ваш человек, группа ваших людей попыталась напасть на нас и изнасиловать».

Ублюдок выглядит сердитым. «Божьи зубы! Кто они были, их имена, и я прикажу их убить». Я улыбнулась. «Я избавил вас от неприятностей, мой Лорд». Он посмотрел на меня, потом, запрокинув голову, громко расхохотался.

«Божьи зубы, ты маленькая королева воинов. Я должен позаботиться о том, чтобы не пересечь вас!». Я сделал реверанс. «Мой лорд-король, мы всего лишь ваши верные слуги».

«Я подозреваю, что вы и ваша Леди да, но сомневаюсь, что ее сыновья». «Мужчины, — улыбнулась я, — останутся мужчинами». «Мат, — засмеялся он, — ты мне нравишься, малыш, ты напоминаешь мне своего отца». При этом я был тем, кто поставил мат. О нем я не думал уже много лет, до его сообщения.

Я должен был догадаться, что он будет с Ублюдком. 'Я делаю? В этом, милорд, у меня есть преимущество». — Он хочет встретиться с вами, когда я закончу здесь. Итак, позвольте мне закрыть. У вас есть свои земли, и если не будет восстаний, вы их сохраните.

Если нет, то нет, это понятно?». Я перевел, а затем сделал то же самое с ответом Элдгита, который должен был принять. «Милорд, — добавил я, — нам нужно посетить наши ирландские поместья, чтобы убедиться в отсутствии неприятностей, вы позволите нам это?». Он улыбнулся. «Поскольку ваши поместья здесь, я уверен, что вы вернетесь, так как я уверен, что вы знаете наказание, если нет».

Я сделал реверанс. «Одно благо, о котором я мечтал, мой Лорд». — Спроси, — ответил он. — Может быть, вы и правы насчет сыновей, но будьте уверены, дочери и мать не поднимут бунта. Моя старшая сводная сестра хочет стать монахиней, и ее отец наделил бы монастырь даром, чтобы однажды сделать ее игуменьей.

Теперь он не может этого сделать.'. Это был откровенный призыв к его великодушию, и, надо отдать ему должное, он на это откликнулся. — Считай, что это сделано.

Скажи своему отцу, и я сделаю пожертвование от имени ее отца». Как я сказал Элдгит, она упала на колени и поблагодарила его. Даже это темное сердце тронуло ее благодарность. Он поднял ее и на ломаном английском сказал, что будет для нее добрым лордом.

Так мы его и оставили. Больше мы его не видели, но он сдержал свое слово, и Гуннхильд теперь аббатиса; единственный из детей Гарольда все еще в стране. Он сдержал свое слово и по поводу поместья, но это просто сделало наше решение правильным. Мальчики не устояли перед попыткой свергнуть его, но, как и все остальные, потерпели неудачу.

Мои планы изгнания были на вес золота. Миледи вернулась в наши покои, уставшая от горя и смешанных эмоций нашего разговора. Я приготовился к тому, что должно было произойти.

Вернувшись в аббатство, меня провели в комнату, где спиной ко мне сидел высокий худощавый мужчина. Когда я вошел, он повернулся. «Дочь, — сказал он, — я же говорил, что защищу тебя». Эти серые глаза, сжатые челюсти, воспоминание о воспоминании сработало, и на мгновение мне не хватило слов. Когда я села, он посмотрел на меня.

«Ты маленький, как твоя мать, но я не думаю, что кроткий». «Есть ли в этом вопрос, отец?». Он тонко улыбнулся.

«Я пока не буду притворяться, что люблю тебя, потому что я тебя не знаю, но ты нуждаешься во мне и в том, что я приношу, и ты мне нужен, так что пока этого достаточно». Он говорил по-английски с нормандским акцентом. Он казался бесстрастным, но я чувствую в нем напряжение. «Как я тебе нужен, отец?». «Теперь я нужен тебе сейчас, Годвинов больше нет, у меня есть власть, богатство и влияние на герцога, прости, король, но мне нужно основать династию, чтобы сохранить и передать это богатство, и я сделаю тебя одним из самых богатых».

женщины в новом Царстве». Апелляция к деньгам и корысти. Я подумал про себя, что мой отец был очень легко читать. «И за кого мне выйти замуж, отец?». — мягко спросил я.

«Это дух, моя девочка. Хью Бигод, один из величайших последователей Уильяма, и он получит большую часть земель Годвина на востоке, что сделает вас великой дамой в этой стране». Я выразил ему свою благодарность, как он и ожидал от хорошей дочери.

Он улыбнулся. — Конечно, твоя беспорядочная жизнь с этой женщиной Гарольда должна прекратиться, но, по крайней мере, ты девственница, и Хью хорошо заплатит мне за это. Я рад видеть, что ты хорошая девочка, я ожидал сопротивления». «Конечно, отец, — ответил я, — я реалист.

Мне повезло, что вы высоко благосклонны к новому королю, и я сделаю то, что вы от меня ожидаете. я не дурак; какая жизнь у меня будет с брошенной наложницей мертвого короля?». Он улыбнулся. — Ты действительно моя дочь. Твоя бедная дорогая мама, она никогда не могла понять, что жизнь состоит в том, чтобы подняться в свете и получить деньги.

Вы это сделаете, и вместе мы станем силой на земле. Теперь иди, поцелуй своего отца». Я послушно поцеловала его в щеку. «Ты хорошая девочка, — сказал он, — и мы скоро поговорим».

Он ушел. меня вырвало. Мысль о том, что я была ребенком этого человека, вызывала у меня отвращение. Но я почувствовал, как Богоматерь говорит мне, что я ее дитя, и меня перестало трясти.

Вернувшись к Элдгит, я объяснил, что произошло. «Но у него есть смысл, малыш, ты действительно мог бы иметь большую власть и богатство». «Пока я не умерла при родах, я могла бы жить во власти компаньона человека, которого ненавижу, пока смерть не станет желанной вратой спасения. Нет, я люблю тебя, а что касается «неестественного», то я не слушаю советов церкви, которая говорит мужчинам, что они не могут трахаться, как задумал Бог». Она смеялась.

«Ты такой свирепый маленький котенок, мой питомец. Пойдем домой.'. Мы попрощались с Эбботом, а затем с полем Сенлак, где пал Гарольд и закончилась Англия. В конце путешествия мы упали вместе, нуждаясь в жизни, которую дала страсть. В ту ночь я принес моей Госпоже утешение, которое только одна женщина может дать другой.

Я была ее приемной дочерью, ее любовницей, ее котенком, ее женой, а она была всем для меня. Я изливался ради нее, освобождая себя от всего, осыпая ее любовью, привязанностью и своим желанием, пока, взбудоражив все это в ней, она на мгновение не забыла о своем горе. Я взял свое переработанное, гладкое веретено и, раздвинув ее ноги, взял с ней мужскую часть, но с мягкостью и заботой, которые, как она сказала мне, дарят немногие мужчины. Она обнаружила, что ее потребности удовлетворяются. Ей нужно было чувствовать это давление в себе, и ей нужно было, чтобы ее желали, желали и брали с рвением, порожденным похотью.

Но ей нужно было знать, что это тоже был продукт любви, глубокий колодец привязанности, бурлящий ее соками. И когда я надавил на ее знакомые места и она застонала, к ней пришло какое-то исцеление. Смерть забрала так много, но жизнь, ах, жизнь еще приготовила для нее удовольствия наслаждения любовью, мной, нами.

Пока я сосала ее соски, лежа так, чтобы проникнуть в нее и поиграть с ее почкой, прекрасная Элдгит вернулась к жизни, любви и своего рода счастью. Посреди смерти и отчаяния она знала, как и я, что жизнь все еще хранит свои прелести. Она приходила, и приходила, и приходила за мной, и каждый раз это подтверждало, что мы будем жить дальше, и что Смерть не будет иметь власти….

Похожие истории